Подробное описание
РЫЦАРЬ МУЗЫКИ ШОПЕНА«Один из величайших фортепьянных композиторов, и может быть, даже величайший», — так охарактеризовал Милий Алексеевич Балакирев Фридерика Шопена. И — в другом документе: «Шопен. Всемирный гений. Если были композиторы, проявившие много ума и силы мысли, то никто не проявил такой глубокой задушевности, как Шопен, внесший славянский элемент в общую музыкальную сокровищницу».Глава «Новой русской школы» словно заглянул в сегодняшний день, когда Шопен признан и любим повсеместно. Открыв любую страницу едва ли не любого шопеновского произведения, остаешься покоренным его благоуханной поэтической речью, бесстрашно передающей драматическое напряжение человеческой жизни. Поэтому сегодня многие могли бы повторить вслед за Балакиревым: Шопен «меня всегда глубоко трогает. Его музыка родственна душе моей».Для Балакирева любить музыку означало служить ей. Тем более что Шопен стал одним из заочных наставников кучкистов, которого они, по выражению Ц. А. Кюи, буквально «боготворили»4. И для самого главы кружка музыка Шопена не раз служила источником вдохновения. Так родились его переложения — Мазурка для хора (1898), фортепианный Романс из Первого концерта соч. 11 (1905) и Экспромт на темы двух прелюдий Ф. Шопена (1907), Сюита для оркестра из произведений Шопена (1909). Уже в 1860-е годы Балакирев участвовал в подготовке Полного собрания сочинений Шопена в издательстве Ф. Т. Стелловского5. Ибо к тому времени молодой музыкант заявил о себе как одном из лучших и оригинальных российских «шопенистов». Эта слава с годами упрочилась. Причем под пальцами музыканта возникал разный Шопен. По воспоминаниям современников, «играл он удивительно; с глубоким драматизмом и экспрессией играл он обе сонаты, все баллады — особенно неподражаемо 4-ю. Все скерцо, прелюды, этюды, мазурки, ноктюрны — все было исполнено превосходно <…> В его исполнении Шопен был не только изящен, но и мощен, и обуреваем страстями»6.Наряду с Антоном Рубинштейном Балакирев противостоял распространенной тенденции акцентировать в шопеновском творчестве преимущественно «элегантный аристократизм», игнорируя его связи с национальным началом. «Отнимите Польшу от Шопена, что останется? — вопрошал музыкант. — Автор мелких пьес для фортепиано, а не величайший из существовавших музыкальных гениев»7.Но и у любимого композитора Балакирев находил уязвимые стороны. По его мнению, Шопен «не был симфонистом, и контрапунктическая разработка почти отсутствует в его сочинениях. Часто не зная, что предпринять, чтобы выдержать форму, Шопен просто заполнял места ничего не значащими фортепианными пассажами»8. В подобных случаях Балакирев позволял себе изменять авторский текст, насыщая фактуру тематическим материалом данного произведения. По свидетельству К. Н. Чернова, у Балакирева «было издание Шопена и Листа с собственными поправками и вариациями»9. А В. В. Ястребцев вспоминал исполнение Балакиревым «революционного» Второго скерцо Шопена «с введенной самим уже Балакиревым одной из главных тем в заключительных тактах этого скерцо, благодаря чему пьеса приобрела еще большую полноту звука и цельность»10. Быть может, композитор собирался издать Скерцо в своей редакции, поэтому записал скорректированный фрагмент (последние 65 тактов). Этот автограф сохранился в архиве11 и публикуется в настоящем издании. В 1891 году, находясь на службе управляющим Придворной певческой капеллой, то есть входя в круг царедворцев, Балакирев отправился в Польшу, чтобы отыскать место рождения Шопена. Музыкант отдавал себе отчет в том, что на этот вояж в правительственных кругах могут посмотреть косо, — «благодаря острым отношениям, созданным неумолимой историей между двумя родственными народами»12. Но «особенно ревностного почитателя Шопена», как называл себя Балакирев, это не страшило. Главное, что в результате его инициативы в 1894 году был воздвигнут памятник Шопену в Желязовой Воле, а позднее и открыт здесь музей. Блистательное выступление на торжествах, приуроченных к открытию памятника, Балакирев посчитал итогом своей карьеры концертирующего пианиста. Причем на том концерте маэстро играл Шопена в своей редакции, и «музыкальные поляки заметили это и оценили по достоинству»13. В варшавской прессе артист был назван «лучшим толкователем Шопена»14.В 1897 году, узнав, что «парижане, наконец, вспомнили о своем долге перед гениальным Шопеном, и ему, избравшему Францию своим вторым отечеством, а резиденцией Париж, наконец, воздвигают монумент», Балакирев предлагал перечислить свой гонорар от издания симфонической поэмы «Тамара» во Франции на сооружение этого памятника15. Но на рубеже веков раздались голоса, называвшие Шопена «устаревшим» композитором, — достаточно вспомнить сентенции госпожи Говожо в романе Пруста. Наперекор им Балакирев замышляет концерт Бесплатной музыкальной школы в Петербурге, приуроченный к столетию со дня рождения польского гения. Здоровье не позволило Балакиреву выйти на концертную эстраду самому, но это не помешало ему деятельно участвовать в организации юбилейного вечера и даже прийти на репетицию. Тем более что он приготовил музыкальное приношение любимому композитору. 9 февраля 1910 года в зале Дворянского собрания (ныне Большом зале Санкт-Петербургской филармонии имени Д. Д. Шостаковича) впервые прозвучали оркестровая Сюита Балакирева, посвященная Комитету по постановке памятника Шопену в Варшаве, и 1-й концерт Шопена в инструментовке Балакирева. Солистом выступил Иосиф Гофман, дирижировал оркестром Сергей Ляпунов. Незадолго до кончины Балакирев завершению собственных сочинений предпочел работу над новым изданием шопеновских опусов. Ибо, как признавался композитор в письме от 1909 года, они «всегда на меня производили глубокое впечатление»16. И недаром на 2010 год пришлись две юбилейные даты — 200 лет со дня рождения Шопена и 100 лет со дня смерти Балакирева. Вот повод почтить память не только великого польского поэта фортепиано, но и преданного рыцаря шопеновской музыки, каковым был глава «Новой русской школы». Татьяна ЗайцеваKNIGHT OF CHOPIN’S MUSIC“He is one of the greatest piano composers, maybe even the greatest one himself”, — said Miliy Alexeyevich Balakirev (1836–1910) about Fryderyk Chopin. “Chopin is a worldwide genius. Surely there were composers having revealed torrents of intellect and inner might, but none of them nourished music with such cordiality as Chopin, having instilled Slavonic element to universal music treasury.”The head of the “New Russian School” seemed to have peeped to nowadays, when Chopin is recognized and loved all over the world. Actually every page of Chopin’s compositions sheds poetic air, fearless expressions of human life’s dramatic circumstances. Hence so many people today could repeat Balakirev’s words: Chopin doesn’t stop touching me deeply. His music is akin to my soul”. Balakirev understood his passion to music as the kind of honourable service. Meanwhile the great Polish composer’s absence was not the barrier for the Kuchka members (Group of Five led by Balakirev) to consider Chopin their luminary and as Ts. Kyui said — nearly “worship” him.4 Chopin’s music was inexhaustible source feeding inspiration of Balakirev, the Kuchka leader. Thus there appeared Mazurka for Choir (1898), piano romance from Concerto № 1, op. 11 (1905) and the Impromptu to the Themes of Two Chopin’s preludes (1907), Suite for Orchestra from Chopin’s Compositions (1909). Already in the 1860ies Balakirev was among those, who prepared Chopin’s Collected Works in F. T. Stellovsky’s5 Publishing House. That time the young musician declared himself as one of the best and original Russian performer of Chopin. This glory strengthened year after year. Chopin’s figure was getting diverse under his fingers. Balakirev’s contemporaries remember the composer’s dramatic and expressive interpretations of two Chopin’s sonatas, all the ballads, among which the 4th one was really inimitable. All scherzos, etudes, mazurkas, nocturnes were excellently performed by him. His Chopin was both graceful and racked by violent passions.”6Together with Anton Rubinstein Balakirev resisted against fashionable elegant aristocracy in Chopin’s music, marking meanwhile the Polish master’s connections with his native land. “What would be left if Chopin is parted with Poland?” — the Russian musician used to ask. — Nobody, but the author of little piano pieces, but not the greatest genius among the existed ones.” 7However, Balakirev imagined to have seen even his favourite composer’s sensitive spots. According to Balakirev’s opinion, Chopin was not a symphonist: his music lacked counterpoint elaborations, sometimes he resorted to trivial piano passages for to fill in the blanks.8 Therefore Balakirev considered it possible to change the author’s music, trying to satiate the whole texture with its own thematic elements. K. N. Chernov got the evidence of Balakirev to have possessed the editions of Chopin and Liszt with their own corrections.9 V. V. Yastrebtsev remembered Balakirev to have performed Chopin’s revolutionary Scherzo № 2. Balakirev dared to induce one of the principal themes to the final bars, making for ample sound and integrality.10 Supposedly the Russian composer was going to publish his own edition of the Scherzo. Hence the corrected fragment (final 65 bars) was written down. This autograph is preserved in the archive11 being presented in this exact publication.It was in 1891. Balakirev served as the Court Kapelle manager. Although ranked among the courtiers he went to Poland for to find Chopin’s birth place. Meanwhile he did understand the government’s attitude to that kind of voyage, for two fraternal peoples’ relations were almost broken that time.12 Nevertheless, Chopin’s zealous admirer did not fear of these circumstances. Wasn’t it really great, that according to Balakirev’s initiative the monument to Chopin was erected in Zelazova Wola already to 1894, while subsequently the museum there was o
